Словарные заметки

    Фрагментарий

    Стремясь ужать предисловие настолько, чтобы у читающего не опухла голова раньше, чем он доберется до палиндромов, я оставил едва ли треть от первоначального текста. Здесь ― некоторые фрагменты отсеченных двух третей в качестве дополнения к предисловию и введения к словарю.

    Вступительный очерк в самиздатской книге «Суперэпус» (1976) был снабжен эпиграфом: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», за подписью «А.Т.», ― автором остроты называли Арсения Тарковского, но удостовериться мне не довелось.^I За эти же 17 лет не мог я удостовериться также в подлинности творений Степана Карпиленко, упоминаемого в том очерке ― он известен, видимо, лишь сотням читателей сам- и тамиздата 70-х годов. Но удалось убедиться в подлинности его личности и имени ― имею его брошюру «Ленинское единство партии…» (серия «Знание», Ленинград, 1961). Стихи же сего доцента философии, вполне возможно, подредактированы неведомыми пародистами. Сам Феликс Чуев не мог бы так себя распародировать, как третьеразрядный пропагандист КПСС Карпиленко с его стилизациями в духе агиток 20-х годов ― само лишь это обрекало рифмованные лекции и плакаты на грубо-лозунговое косноязычие, провоцируя редакторское вмешательство какого-то или каких-то развеселых самиздатских распространителей:

Террор стреляет не глядя́ на лица ―
Кто против нас, тот гибнет от меча.
Тем более вы пойманы с полицей,
Что вы недоубили Ильича.
Пускай стреляла первою «Аврора» ―
Зачем вы отвечали на неё?
Мы не начáли б красного террора,
Коль свой в ответ не нáчало б бельё…

    Этой реликтовой фигуре пришлось уделить тут внимание не ради потехи, а вот почему. Когда я произвел слово эпус ― от эпос и опус, ― я вскоре узнал, что среди новообразований Карпиленко есть очень похожее эпись ― от эпос и опись (кстати, тогда же я впервые заподозрил вмешательство в его тексты ернического пера). Реликтовый товарищ навязывал мне конкуренцию. Уходя от сходства с ним, я доработал свой эпус ― вот и получился палиндром суперэпус, ставший названием книги.

    У Даля мы находим слова жидкопляс (слабый чай), рукоплеск, плескальщик (хлопальщик, клакер), но нет рукопляса. Оно может означать трясущиеся руки или движения рук в танцах и плясках ― иногда танцующие делают больше движений руками, чем нижними конечностями, как во многих восточных танцах. Давно существует словосочетание «танец рук».

    Слово поли́ца вызывало немало сатирических восторгов: обоюдоострая нелепица вмещает и полицию, и поличное. У Даля она встречается только в первом из этих значений: «Наши лица не ходят в полицу, а прямо в тюрьму». У реликта с кафедры научного коммунизма я нигде на отыскал, кроме выше цитированного места, подобной же словотворческой изобретательности, а с Далем он, судя по всему, едва ли общался ― и эта полица была еще одним поводом заподозрить теневое соавторство какого-то развеселого.
    Кстати, есть и омоним полицы со значением «полка», «полочка». Есть и пóлица со значением «железный лист в солеварном оборудовании».

    За годы моих радений в области «алхимии», о которой сказано в предисловии, новообразования накапливались порой изо дня в день, а случалось ― из часа в час. Ныне их число близко к тысяче, опубликовано около 240. Некоторые использовались в текстах очерков и статей, но особенно много их оказалось в палиндромах и в экспериментальных опусах под заглавием «Сверлибр». Были также специальные подборки разных пародизмов и окказиональных образований в «Литгазете» («16-я страница», рубрика «Ашипки») и на юмористических страницах других газет. Вот некоторые: делохраниталь, бравосудие, портвейнгеноссе¹, бормотургия, лживотрепещущий, химероприятие, помпулярный, каннибалиссимус (Сталин), филантрёп, браждане, люпус-пролетарии (например, из ватаги Анпилова), элитариат, хламиздат, БАМский угодник (эпический певец БАМСТРОЯ), гиениальный, архимедный лоб (Ильича), революцифер, альма-мафия, сапогастый микрофюрер (А. Руцкой), вице-врезидент (Янаев, алкаш), либидомна, эрогений, хвостливый, шмонограмма (протокол обыска), бюстселлер, шкурьеризм, шпикер, Спецунда (загадочный топоним), зубрординация (иерархия среди корифеев).
    Среди разных авторов из моей словарной коллекции хочу выделить Олега Григорьева ― чревовизжание; Н. Ахметова ― бронелобые, танкотакты, бронетонны, бронебойни, танковерть («В играх смерти, в танковерти…») ― все из одного стихотворения; нигде не опубликованные «Джугашфилькина грамота» («Сталинская конституция») А. Тимофеевского-старшего; икономыслящие Н. Никитина (Петербург); неандерсталинцы Н. Вильямса (автора песни «Коммунисты поймали парнишку»); приспособленинцы ― автор пока на объявился; унтернационалисты, компрачекисты Андрея Судакова; лейб-мотив В. Штерна (инженер-химик, известный меценат авангарда); пустамент Ю. Волкова (Коломна); фортепьянство и фалоссально! ― Людмилы Альперн (Солнечногорск); топорнография Ю. Дикова; фольклорные шахерезадница, группенсексфюрер, фашизик и фашизоид; сюда же можно отнести случайно возникшие прокурорт; противопаганда (выговорил юный олигофрен, подыскивая нужное слово); обеспечер (старушка разыскивала диспетчера) ― это один из неучтенных образчиков народной этимологии. Кстати, мне неизвестно, учтено ли старое слово ветропрах. В словаре В. Даля его нет.



    О реминисценциях, парафразах, вариациях известных тем и сюжетов в работе палиндромистов.
    У Н. Ладыгина и В. Пальчикова темы намечаются в самих заглавиях: «Разин», «В. Хлебников», «В. Маяковский», «Давид Бурлюк», «Аввакум», «Врубель», «Ван Гог», «Лев Толстой», «Петр Первый» и др. Б. Гольдштейн около 20 лет работает над палиндромическими вариациями, весьма обширными, на тему «Двенадцати» Блока. У него есть превосходная реминисценция поговорки «Федот, да не тот»: «Енот-то не // тот!» Здесь богатый подтекст, подразумевающий подделку, фальшь, выдаваемую за ценность. У меня в опусе о Есенине разрозненно использованы мотивы поэта, привычно связываемые с есенинской темой топонимы, детали пейзажей, биографические штрихи. В опусе «Меч дан…» обыграна известная палиндромическая строка Г.Р. Державина. И ― любопытный случай ― палиндромический парафраз собственного двустишия, придуманного 45 лет назад: «Ошибка смерти» («Прочь, проклятая! // Не человек я, а статуя»). Уместившийся в одной строке и под тем же заглавием вариант помещен в этом сборнике.



    О  п а л и н д р о м и з м а х.  Я бы предложил этот термин ввести в длинный ряд уже имеющихся таких наименований-характеристик, как архаизм, тюркизм, галлицизм, экзотизм, вульгаризм, жаргонизм и др. Слова-палиндромы можно распределить, например, по таким категориям:
    1. Широко известные, обычные: дед, мадам, потоп, ротатор, тут, летатель, довод, ротор, тет-а-тет… Сюда же ― собственные имена (Алла, Боб, Аза, Отто, Нилин, Аникина, Сорос, Лассаль…), топонимы и административные названия, включая аббревиатуры: Рур, Венев, РСФСР, ОСО, или, например, Атапата (крепость в древней Палестине) и прочие исторические, легендарно-мифологические, литературные, а также специальные термины типа апокопа (отпадение одного или нескольких звуков в конце слова), SOS, АССА.
    2. Морфологические образования и производные от известных слов, не являющихся палиндромами: колоколок, алела, вымыв, ребер, «тойот», йогой, наворован, манекенам, ищущи, монотонном, учубучу, анилина, мох-мхом…
    3. Новообразования, в том числе комбинированные, составные: тревыверт (аналог палиндрома), адоода, максисиськам, киносонник, анархо-охрана, ледодел, кафефак, бородороб (парикмахер: в старорусском было слово бритобратец, ― видимо, более точное: бритобрадец), молотолом, трасс-арт, трах-арт, черногон-речь, мудромордум…

    Нужно еще подумать, отнести ли к палиндромизмам те новообразования, которые, не будучи палиндромами, возникали как плоды палиндромических разработок или были материалом в этой работе. Их очень много. К приведенным выше добавлю, к примеру, такие: кабахус, рыгалии, зоосадизм, уратория, трагикомикадзе, адороб (чёрт), блудолиз, ретрофилия, огнедром, дохладчик (о Брежневе), стукелажник, маскарадостный, мудитация, мозгомойня, Либидон-Жуан, ебиталама (В. Гершуни); рецидевица (В. Герлин); ожлобленный (И. Ахметьев), нациоанальная идея (его же, но не лучше ли нáци-анальная?); власть передержавшие (сообщил А. Белашкин); хамжество, гегемонстр, ложунги (Г. Туревич); крючкотворчество (с рифмованного плаката на манифестациях начала 90-х, имелся в виду чекист № 1 В. Крючков: «…шпана крючкотворчеством сильна». В последний год сов. власти был еще плакат о микрофюрере: «И ты, Бруцкой!»).


    Словарь

    Объяснения даются жаргонизмам и словам забытым или сильно устаревшим, однако не всем подряд, поскольку словари у нас доступны, а преимущественно тем, которые не сохранили былых значений или изменили их в той или иной мере. ( Read more... )

    Ко времени, когда появится эта книжка, возможно, уже дойдет до читателя первая в нашей истории антология палиндрома (сост. Бонифаций),^I объединяющая далеко не всё из написанного в этом жанре за XVII ― XX века. Не представлен там, по его же вине, Анатолий Васильевич Болтрукевич, много сделавший в палиндромии за 30 с лишним лет.^II Мой стаж ― только 24 года, но с перерывами. В 1976 г. двинул в самиздат книжку, вобравшую около 50 опусов (от одной строки до 150) и 600-строчную ретрагедию «Тать». Это было 1-е издание ― 12 экз. Через год вышло 2-е, меньшим тиражом, но зато два или три экземпляра были переплетены в твердый панцирь. Это не помогло книге сохраниться внутри: уже через несколько месяцев оба издания превратились в непролазные черновики. На доступных мне экземплярах сделана надпись: «Не размножать. Не публиковать» или «Черновик». Большая часть сборника дорабатывалась, исправлялась, некоторые вещи разрастались (в «Тате» добавилось 160 строк). При желании можно такой доработкой заниматься бесконечно.
    Труд палиндромиста более всего сравним с морокой алхимиков, он выматывает, забирает у иных всю жизнь, но плоды приносит далеко не щедрые. Главное же, что сходственно в нашем деле с алхимией ― это побочные открытия, находки, чаще всего неожиданные, особенно в словоизобретательстве и синтаксическом конструировании; при этом может сохраняться вполне гладкая речь, так что и палиндромичность фразы не замечается: «Лидер бодро гордо бредил, // а масса налево повела нас сама» (Б. Гольдштейн); «Андропов ― оплот столпов опор дна» (Ю. Телесин). «Оленинело» (М. Левин) ― каково словцо! «Я ― око покоя, // Я ― дали ладья, // И чуть узорю розу тучи…» (В. Брюсов). Можно ли лучше сказать о луне? «Рабы рабов! О, бары бар! // Сети чуя, учитесь // Уму // …Или грез Изергили // Не видно Ужу?..» (Н. Ладыгин).
    Там, где палиндромическая речь не очень гладка, в зависимости от подбора изобразительных средств, она может быть и оригинальной, и более эффектной в сравнении с обычным стихом. Корявости лексики и синтаксиса создают некое дремучее очарование речи, подобно тому, как неровная поверхность досок, на которых писали иконы, давала «эффект мерцания» ― его не может быть на совершенно гладкой доске. В языке палиндрома встречаются элементы колдовского наговора и хаотичности детского лепетания. «Один, душú пишу дни до // Отказа. Кто // Ты? Пойми опыт // И жар и миражи» (Н. Ладыгин). ( Read more... )

 
    * * *

Мы вошли когда-то в Прагу, а
не пора ли в Никарагуа?

~1977

    1

Владимир Гершуни

Гершуни Владимир Львович.
Поэт-палиндромист, слововед, публицист, правозащитник.
Родился 18 марта 1930 года в Москве.
Племянник знаменитого эсера-террориста, сбежавшего с царской каторги в Англию в сельдяной бочке.*
В общей сложности 16 лет (1949 - 1955**, 1969 - 1974 и 1982 - 1987) провел в тюрьмах, лагерях и спецпсихушках - за инакомыслие и самиздат. Сидел при всех (!) советских правителях, кроме Ленина.***
Обладал феноменальной памятью. Консультировал своего солагерника Александра Солженицына в работе над «Архипелагом ГУЛаг».****
Приверженец Хлебникова и Даля, коллекционировал и изобретал меткие, парадоксальные словообразования.
С конца 60-х гг., вслед за Валентином Хромовым, увлекся палиндромами. Один из безусловнейших корифеев этого жанра.
В советской периодике 1976 - 1982 гг. публиковал познавательные заметки, остроты, каламбуры - всё под псевдонимом В. Львов.
В 1978 - 1980 гг. был одним из соредакторов самиздатского журнала «Поиски» (типографски переизданного за рубежом), в 1981 - 1982 гг. - «Информационного бюллетеня СМОТ» (орган неформального профсоюза).*****
Работал каменщиком, слесарем, монтажником, сторожем, химиком-технологом.
Умер в 1994 году.
В Издательской квартире Андрея Белашкина готовится к выпуску сборник произведений В. Гершуни «Словязь», составленный автором.

* Неточность: не в сельдяной, а в бочке с квашеной капустой.
** "1949 - 1955". В первоначальной редакции справки был указан 1954 год вместо 1955 - видимо, ошибочно. (См. ниже мой автокомментарий "Ещё одно расхождение".)
*** «Сидел при всех советских правителях, кроме Ленина» - собственное выражение В.Г.
**** Кстати, одна из частей «Архипелага» озаглавлена выражением В.Г. - «Истребительно-трудовые».
***** СМОТ - Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся.


( Краткая библиография до 1995 года )

-------
Справка подготовлена мной, Г. Лукомниковым, в 1994 - 1995 гг., - для предполагавшейся публикации палиндромов В.Г. в некоем альманахе, который, к сожалению, так и не вышел.
Сноски-примечания позднейшие.


( Более поздние cправки, подготовленные И. Ахметьевым и Е. Паповяном )

«...Не была произнесена в зале «Вечерний космос» и фамилия еще одного диссидента – радикала Владимира Гершуни. Внук основателя и первого руководителя Боевой организации эсеров встретился мне, молодому поэту, в Москве далекого теперь 1968 года. Он повлиял на мое становление так сильно, что, сидя в зале «Вечерний космос», я вот подумал: не Володькина ли это закваска до сих пор бродит во мне? И, возможно, я стал радикальным политиком потому, что когда-то он меня обработал, промыл мне мозги?
Я приехал в Москву осенью 1967-го и тотчас попал в компанию художников и поэтов андеграунда. Средой обитания стали для меня подвальные и чердачные мастер­ские, расположенные в основном в районе улицы Сретенки и Уланского переулка. Там имели мастерские художники Кабаков, Янкилевский, Соостер, Багурин <Вероятно, опечатка, - Бачурин. - Г.Л.> и еще многие, чьи имена я и забыл уж. Так вот, летом 1968 года один парень по имени Боря Кушер, сын директора старой школы, расположенной в Уланском переулке, оставил мне в пользование крошечную директорскую квартиру в цокольном этаже школы. Две клетушки, мыши обитали на кухне. Вместе с квартирой я получил в наследство внука террориста. «Володька будет иногда приходить спать. Ты только оставляй для него окно открытым в кабинете. Он по крыше угольного склада обычно подымается», – напутствовал меня Кушер, давая ключ. Он не объяснил мне, почему нельзя сделать второй ключ и вручить его Володьке, но я понял, что нельзя. Я был провинциал и стеснялся оспаривать москвичей. Кушер уехал в Прибалтику.
В первую же ночь я услышал отворяющееся окно, поскольку старые рамы и скрипели, и плохо закрывались. Когда я вошел, то увидел уже ступившего с подоконника на пол босого бородатого человека. Туфли стояли на подоконнике. Мы познакомились.
Познакомившись, стали ругаться. И ругались до самого рассвета. Когда рассвело, я отправился в «мою» комнату, в спальню – читать «Мои показания» Марченко, рукопись, точнее, машинопись на тонкой, как ее называли, «папиросной» бумаге. Рукопись меня напугала. Я не хотел в нее верить. Видимо, я не хотел знать, что существует жестокий лагерный мир, в котором зэк способен отрезать себе член и бросить к ногам докторши. Прочтя этот эпизод, я в ярости пошел к Володьке, доругиваться.
Внук террориста мирно посапывал на спине под коротким пледом. Борода на верхнем краю пледа, босые ступни торчат из-под противоположного края. «Не верю!» – сказал я спящему. «Во что?» – открыл он глаза. Мы ругались еще несколько часов, после чего он дал мне последнюю «Хронику текущих событий».
Так мы прожили, как кошка с собакой, до самой поздней осени. Он высмеивал меня и мои стихи, я высмеивал его игры с ГэБэ, как он называл кагэбэшников. Он всякий раз подробно рассказывал, как ловко он и его друзья – среди них мелькала фамилия Якира, позднее покаяв­шегося в диссидентстве – уходили из-под наблюдения. Мы расходились с ним во всем, и прежде всего по поводу ввода войск в Чехословакию. Я его патриотично защищал, Володька называл «вторжением». Общего у нас было не много: он сочинял (без устали!) перевертыши – фразы, одинаково звучавшие, будучи прочтенными справа налево и слева направо.
Человек трагической судьбы, первый раз Володька сел в 1947 году. На мой вопрос «за что?» он, криво усмехнувшись, сказал: «За антисоветчину. За то, что призывал убивать председателей колхозов». «Но ведь это неправда?» – спросил я. «Конечно, неправда, это формулировка из текста приговора».
Впоследствии его сажали еще не раз. Он прошел психушки и центральные тюрьмы больших городов. И умер, выйдя из психушки уже в перестроечное время. Я с ним не соглашался, но теперь вижу, что он сумел обратить меня в свой радикализм. Я всегда недооценивал его влияние на меня, но вот в зале «Вечерний космос» мысленно заглянул в прошлое, на Уланский переулок, и понял, как он мне близок. Сейчас на месте той школы высятся здания многострадального ЮКОСа».

Э. Лимонов, "Откуда происходит радикализм?" (журнал "GQ", №10/2007)

-------
Сам Владимир Львович в начале 90-х крыл его последними словами - за его тогдашнюю публицистику, мы с Белашкиным заступались (как за художника).

А вот Гершуни о Солженицыне говорил так: "Этот тип, похожий на Собакевича..."