25.VII.[42]
Ночью разбужены страшным взрывом бомбы.
Зина, как обычно, выбежала в коридор. Я спросонья свалился на пол. Вслед за 1-м раздался второй, более близкий, и в третий раз за время, пока я живу у З.Г., посыпались стекла из окон. Только что успел залезть под кровать, взорвалась третья бомба - где-то совсем рядом, и о нашу стенку забарабанили не то осколки, не то камни. Несколько раз вбегала в комнату Зина и кричала: "Уходите же, уходите!". У меня не было желания ни уходить, ни двигаться вообще. Долго прислушивались, но больше не было ни взрывов, ни звуков самолета. Только особенно оживленно сновали где-то по соседним улицам с ревом каким-то особенн<ым> германские машины.
Встал, как обычно, в 4 ч. утра и вышел просмотреть убытки: разбито стекло выходящего во двор окна. У стены валяются кирпичи и осколки камней, отбитые от разбомбленного ранее дома.
На улице к переулку Антона Глушко женщины убирают битое стекло и вениками наводят порядок на тротуарах.
26.VII.[42]
Ночью опять бомбили. Бомбы падали дальше, чем вчера. В 4 часа утра разбудил страшный рев самолетов. Вышел осмотреться. Куда-то в сторону Азова пролетело 30 бомбардировщиков трехмоторных в сопровождении 7 истребителей. Прислушивался. Должно быть слышно, если сбросят на Азов. Нет. Полетели куда-то дальше.
Думаю о родных, и на душе тревожно. Как-то живут они в эти дни ужаса и неожиданного-невиданного. Как понимают и переживают происходящее. Хватит ли сил у матери дождаться меня. Пока никого еще не пропускают в Ростов. Но здесь уже комплектуют служебный аппарат для города. Слухи идут о минированном и взрывающемся городе, о партизанщине и т.п. [молва].
27.VII.[42], понедельник
1Сегодня ночью снова налет. Бомбы сброшены от нас далеко. Ночью видно, как горит Азов.
В городе увеличивается количество пленных.
Видел, как сильно разрушен 2-х-этаж<ный> дом на углу Чеховск<ой> и Глушко: стены дома треснули и местами обвалились. В зияющей пустоте окон, лишенных рам и стекол, видны горы камня, придавившего мебель. Кое-где торчат спинки кроватей. Говорят, тяжело ранило 8 ч<еловек>.
По пути трамвая, близ вокзала, ходят трамв<айные> рабочие и очищают рельсы от грязи. Другая группа с подвижной площадки с лестницей щупает провода. Это хорошие признаки. Возможно, в городе снова будет трамвай.
По Гоголевск<ой> ул., против клуба б. Сталина, рабочие выламывают доски из дома, разрушенного артиллерийск<им> обстрелом.
Слухи о том, что гонят 60 000 пленных.
В газете набирают извещение о взятии Новочеркасска.
Вчера был на огороде. Принес 3 кабачка, стакана 3 фасоли, 2 огурца и 20 головок подсолнуха. Хоть и паршив огород, но кое-что все же с него мы получ[аем].
Зашел к Назарычу. У него от бомбы, разорвавшейся на др. углу квартала, выскочили все стекла в кухне. Пока я ходил на огород, Назар починил 2 пары сандалет З.Г., и всего за 20 р.
В поле среди кукурузных зарослей раскиданы палатки немцев-прожектористов и слухачей, стерегущих аэродром.
Один за другим садятся на аэродроме самолеты, среди них и транспорт с пассажирами - солдатами в летней форме, с засученными рукавами и без фуражек (их хорошо видно в окнах самолетов), и бомбардировщики с зияющими черными дырами для сбрасыв<ания> бомб, и маленькие свистящие истребители.
Над аэродромом высоко-высоко пролетели откуда-то с бомбежки 7 [или] 8 тяжелых трехмоторных бомбардировщ<иков>.
27.VII.[42]
Темнеет. Мимо дома браво вышагивают 3 немца. Идут в ногу и рядом. Один из них, левый, играет на губной гармонике какую-то удобную для хода танцевальную песенку. Второй, подбочась левой рукой, машет кистью правой руки над головой, как это делают у нас девушки, и вертится волчком, отчаянно притоптывая тяжелым германским сапогом, оставляя в дорожной пыли след гвоздей подметки сапога.
Губная гармоника в почете у немецкого солдата. Часто слышал ее из окош[ек] квартир. Однажды видел: раненный в руку, сидя на подоконнике лазарета, играл печальную песенку сельской протяжности.
Возвращаясь с огорода 26.VII, на окраине, во дворике, заросшем фруктовыми деревьями и диким виноградом, видел, кажется, эту самую тройку бравых солдат. Там они выглядели совсем как у себя в родном селе в Германии. Без головных уборов, с гладко причесанными (зализанными) волосами, в светлых и чистых рубашках, они под звуки той же губной гармоники с важными, почти торжественными лицами водили по двору в медленном танце двух девушек, одетых, как невесты, в белое. Их товарищ музыкант стоял поодаль, опершись левой ногой на скамью, где четверть часа назад, вероятно, все они вместе сидели и по российскому обычаю грызли подсолнухи (земля вся покрыта кожурой подсолнуха). Глаза музыканта печальны. Наверное, и он за мотивом танца со звуками своей маленькой гармоники несет свою мысль далеко-далеко в родную Германию, туда, где в танце сельского праздника могли бы пройти родные лица.
( Read more... )