Новелла Матвеева

[lukomnikov]

 

ПЕСЕНКА О БЕДНОМ ПРИДВОРНОМ

Он самый бедный был из свиты,
И даже красные штаны
Ему не кем-то были сшиты,
А под гипнозом внушены.

Но не за темным перелеском,
Но не в глухой полночный час,
А на приеме королевском
Внушенье кончилось как раз.

Пошло веселье тут такое,
Смеялся двор три долгих дня...
И не смеялись только двое -
Король Испании да я.


* * *

Дворник листья неохотно ворошит
Под наплывом облетающих аллей.
Полог неба предвечернего прошит
Обрывающейся ниткой журавлей.
     За рекою, отраженные в реке,
     Люди с вилами подъехали к стогам,
     Точно карлы к великаньим пирогам
     С циклопическою вилкою в руке.
Веет свежестью обоих берегов,
Странной яркостью
И сказкой дышит быт.
За телегами по зелени лугов
Тучей ливневою бродит черный бык.
     Ухожу среди слабеющих берез.
     Нет улыбки в их безликой белизне,
     Тем томительнее за сердце берет
     Эта бледность, равнодушная извне.
Дети кукол рассадили возле пня
И, забыв о них, ушли за бузиной;
Куклы зябнут
И, уставясь на меня,
Отсыревшие, сидят передо мной.

1959


* * *

- Как ты можешь воспевать эвкалипты,
Никогда не повидав их глазами?
- Это клязьминских берез манускрипты,
Как сумели, мне о них рассказали.

- Как ты можешь рассуждать про оливы,
Непричастная их шуму, их чуду?
- Я о них порасспросила у ивы -
Шелест листьев одинаков повсюду.

- Как ты смеешь, не бывав за пределом,
О Манилах толковать, о Гаване?!
- Я на лужицы гляжу между делом:
Рябь на лужах устремляется (в целом)
В ту же сторону, что зыбь
В океане.

1959


КАКОЙ БОЛЬШОЙ ВЕТЕР!

Какой большой ветер
Напал на наш остров!
С домишек сдул крыши,
Как с молока - пену,
    И если гвоздь к дому
    Пригнать концом острым,
    Без молотка, сразу,
    Он сам войдет в стену.

Сломал ветлу ветер,
В саду сровнял гряды -
Аж корешок редьки
Из почвы сам вылез
    И, подкатясь боком
    К соседнему саду,
    В чужую врос грядку
    И снова там вырос.

А шквал унес в море
Десятка два шлюпок,
А рыбакам - горе, -
Не раскурить трубок,
    А раскурить надо,
    Да вот зажечь спичку -
    Как на лету взглядом
    Остановить птичку.

Какой большой ветер!
Ох! Какой вихорь!
А ты глядишь нежно,
А ты сидишь тихо,
    И никакой силой
    Тебя нельзя стронуть, -
    Скорей Нептун слезет
    Со своего трона.

Какой большой ветер
Напал на наш остров!
С домов сорвал крыши,
Как с молока - пену...
    И если гвоздь к дому
    Пригнать концом острым,
    Без молотка, сразу,
    Он сам уйдет в стену.

1960 - 1961


ДОМА БЕЗ КРЫШ

Летняя ночь была
Теплая, как зола...
Так, незаметным шагом,
  До окраин я дошла.

Эти окраины
Были оправлены
Вышками вырезными,
  Кружевными кранами.

Облики облаков,
Отблески облаков
Плавали сквозь каркасы
  Недостроенных домов.

Эти дома без крыш
В белой ночной дали
В пустошь меня зазвали,
  В грязь и в глину завели.

На пустыре ночном
Светлый железный лом,
Медленно остывая,
  Обдавал дневным теплом.

А эти дома без крыш
В душной ночной дали
Что-то такое знали,
  Что и молвить не могли!

Из-за угла, как вор,
Выглянул бледный двор:
Там, на ветру волшебном,
  Танцевал бумажный сор...

А эти дома без крыш
В душной ночной дали
Плыли, как будто были
  Не дома, а корабли.

Встретилась мне в пути
Между цементных волн
Кадка с какой-то краской,
  Точно в теплом море — челн.

Палка-мешалка в ней,
Словно в челне весло!
От кораблей кирпичных
  Кадку-лодку отнесло.

Было волшебно все.
Даже бумажный сор!
Даже мешалку-палку
Вспоминаю до сих пор!

И эти дома без крыш,
Светлые без огня,
Эту печаль и радость,
  Эту ночь с улыбкой дня.

1961


АХ, КАК ДОЛГО ЕДЕМ!

Ах, как долго, долго едем!
Как трудна в горах дорога!
Чуть видны вдали хребты туманной сьерры...
А как тихо, тихо в мире!
Лишь порою из-под мула,
Прошумев, сорвется в бездну камень серый.

Тишина. Лишь только песню
О любви поет погонщик,
Только песню о любви поет погонщик,
Да порой встряхнется мул,
И колокольчики на нем,
И колокольчики на нем зальются звонче.

Ну скорей, скорей, мой мул!
Я вижу, ты совсем заснул:
Ну поспешим - застанем дома дорогую!..
Ты напьешься из ручья,
А я мешок сорву с плеча
И потреплю тебя и в морду поцелую.

Ах, как долго, долго едем!
Как трудна в горах дорога!
Чуть видны вдали хребты туманной Сьерры...
Ах, как тихо, тихо в мире!
Лишь порою из-под мула,
Прошумев, сорвется в бездну камень серый.

Тишина. Лишь только песню
О любви поет погонщик,
Только песню о любви поет погонщик,
Да порой встряхнется мул,
И колокольчики на нем,
И колокольчики на нем зальются звонче...

1961


ЦЫГАНКА

Развеселые цыгане
По Молдавии гуляли
И в одном селе богатом
Воронá коня украли.
А еще они украли
Молодую молдаванку:
Посадили на полянку,
Воспитали как цыганку.

Навсегда она пропала
Под тенью загара.
У нее в руках гитара,
Гитара, гитара!
Позабыла все, что было,
И не видит в том потери.
(Ах, вернись, вернись, вернись!
Ну, оглянись по крайней мере!)

Мыла в речке босы ноги,
В пыльный бубен била звонко.
И однажды из берлоги
Утащила медвежонка,

Посадила на поляну,
Воспитала, как цыгана:
Научила бить баклушки,
Красть игрушки из кармана.

С той поры про маму-папу
Забыл медвежонок -
Прижимает к сердцу лапу
И просит деньжонок, -
Держит шляпу вниз тульёю...
Так живут одной семьею,
Как хорошие соседи,
Люди, кони и медведи.

По дороге позабыли:
Кто украл, а кто украден.
И одна попона пыли
На коне и конокраде.
Никому из них не страшен
Никакой недуг, ни хворость...
По ночам поют и пляшут,
Да в костры бросают хворост.

А беглянка добрым людям,
Прохожим
Ворóжит:
Все, что было, все, что будет,
Расскажет,
Как может...

Что же с ней, беглянкой, было,
Что же с ней, цыганкой, будет?
Все, что было, - позабыла,
Все, что будет, - позабудет.

1961


КАРАВАН

Мой караван шагал через пустыню,
Мой караван шагал через пустыню,
Первый верблюд о чем-то с грустью думал,
И остальные вторили ему.

И головами так они качали,
Словно о чем-то знали, но молчали,
Словно о чем-то знали, но не знали:
Как рассказать,
                когда,
                       зачем,
                              кому...

Змеи шуршали среди песка и зноя...
Что это там? что это там такое? -
Белый корабль, снастей переплетенье,
Яркий флажок, кильватер голубой...

Из-под руки смотрю туда, моргая:
Это она! Опять - Фата-Моргана!
Это ее цветные сновиденья,
Это ее театр передвижной!

Путь мой далек. На всем лежит истома.
Я загрустил: не шлют письма из дома...
"Плюй ты на всё! Учись, брат, у верблюда!" -
Скажет товарищ, хлопнув по плечу,

Я же в сердцах пошлю его к верблюду,
Я же - в сердцах - пошлю его к верблюду:
И у тебя учиться, мол, не буду,
И у верблюда - тоже не хочу.

Друг отошел и, чтобы скрыть обиду,
Книгу достал, потрепанную с виду,
С грязным обрезом, в пестром переплете, -
Книгу о том, что горе - не беда...

...Право, уйду! Наймусь к Фата-Моргане:
Стану шутом в волшебном балагане,
И никогда меня вы не найдете:
Ведь от колес волшебных нет следа...

...Но караван все шел через пустыню,
Шел потому, что горе - не беда.

1961


ДЕВУШКА ИЗ ХАРЧЕВНИ

Любви моей ты боялся зря, -
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ
     висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.

Теченье дней, шелестенье лет, -
Туман, ветер и дождь...
А в доме событье - страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.

Туман, и ветер, и шум дождя...
Теченье дней, шелестенье лет...
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра, -
Мне было довольно того, что след
Гвоздя
       был виден - вчера.

Любви моей ты боялся зря, -
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою!

И в теплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь...
А что я с этого буду иметь?
Того тебе - не понять.

1964


* * *

Платок вышивая цветной, не старый, не новый,
Я знаю, для встречи со мной вы нынче готовы.
Свои же намерения означу словами,
На сивом на мерине я приеду за вами.

     Ох, вот ведь какая судьба,
     Ах, удивительно злая судьба,
     Ох, вот ведь какая судьба, ах,
     Поразительно злая судьба.

А впрочем, извольте понять, дорога ужасна,
Едва ли я стану гонять конягу напрасно.
К тому же, мой конь семенит, идет как по буквам,
И скорости чтобы сменить, я пеший приду к вам.

     Ох, вот ведь какая судьба,
     Ах, удивительно злая судьба,
     Ох, вот ведь какая судьба, ах,
     Исключительно злая судьба.

А впрочем, ботинки надеть нельзя без расходу,
В них можно стоять и сидеть в любую погоду.
Но портить подошвы ходьбой не так по душе мне,
Я лучше приду к вам босой, - так будет дешевле.

     Ох, вот ведь какая судьба,
     Ах, удивительно злая судьба,
     Ох, вот ведь какая судьба, ах,
     Сокрушительно злая судьба.

А впрочем, не стану скрывать, болят мои пятки,
К тому же дорога, видать, опять не в порядке.
Не скоро до вас добреду, устану же скоро.
Я лучше совсем не приду, прощайте, сеньора!

     Ох, вот ведь какая судьба,
     Ах, удивительно злая судьба,
     Ох, вот ведь какая... Ах,
     Непростительно злая судьба.


* * *

Я мечтала о морях и кораллах.
Я поесть хотела суп черепаший.
Я шагнула на корабль, а кораблик
Оказался из газеты вчерашней.

То одна зима идет, то другая.
За окошком все метель завывает.
Только в клетках говорят попугаи,
А в лесу они язык забывают.

А весною я в разлуки не верю
И капели не боюсь моросящей.
А весной линяют разные звери.
Не линяет только солнечный зайчик.

У подножья стали горы - громады.
Я к подножию щекой припадаю.
Но не выросла еще та ромашка,
На которой я себе погадаю.


ПОПУГАЙ

По клетке, шкафами задвинутой,
Где книги в пыли вековой,
Взъерошенный, всеми покинутый,
Он бегает вниз головой.

Чудак с потускневшими перьями! –
Чудит, а под веками грусть –
Язык истребленного племени
Он знает почти наизусть.

Язык, за которым ученые
Спускаются в недра веков,
Где спят города, занесенные
Золой раскаленных песков...

Язык, что плетьми виноградными
Петляет по плитам гробниц
И хвостиками непонятными
Виляет с разбитых таблиц.

Прекрасный язык - но забылся он,
Забылся, навеки уснув.
Огромный – но весь поместился он,
Как семечко, в маленький клюв.

Привык попугай разбазаривать
Бесценную ношу в тоске:
С собою самим разговаривать
На умершем языке,

В кольце кувыркаться стремительно,
Вниманья не видя ни в ком,
И сверху смотреть
Снисходительно,
Когда назовут дураком.

1959


ПОЖАРНЫЙ

Жил-был  пожарный  в каске ярко-бронзовой,
Носил, чудак, фиалку на груди!
Ему хотелось ночью красно-розовой
Из пламени кого-нибудь спасти.

Мечта глухая жгла его и нежила:
Вот кто-то спичку выронит и - вот...
Но в том краю  как раз пожаров не было -
Там жил  предусмотрительный народ.

...Из-за ветвей следить любила  в детстве я,
Как человек  шагал на каланче...
Не  то чтобы ему хотелось бедствия,
Но  он грустил - о чем-то вообще...

Спала в пыли дороженька  широкая,
Набат на башне каменно молчал...
А между  тем горело очень многое,
Но этого никто не замечал.

Но этого никто не замечал.

1961


БОБРЫ

В зоопарке в тесноватой клетке
Беззаботно жили два бобра,
Разгрызая ивовые ветки,
Мягкие, с отливом серебра.

    Но горчил печалью полускрытой
    Терпкий привкус листьев и коры:
    "Ну а где же то, за что мы сыты?
    Где работа?" — думали бобры.

Как рабочих к лени приневолишь?!
Им бы строить, строить да крепить,
А у них для этого
                  всего лишь...
Пополам расколотый кирпич!

    Подошли бобры к нему вплотную,
    Половину подняли с трудом,
    С важностью взвалили на другую...
    Из чего же дальше строить дом?

Что же дальше делать им? Не знают.
Приутихли. Сумрачно глядят.
Сгорбились. О чем-то вспоминают.
И зеленых веток — не едят.

1960-е


ГАЛЧОНОК

Потеряла галчиха галчонка –
Колченожку, плюгашку, чернушку.
А подкинули галке скворчонка –
Прямоножку, милашку, пеструшку.

Стала плакать она и рыдати,
Стала грудью к земле припадати,
И слетелись на крик ее птицы,
И расселись по краю криницы.

– Что ты, глупая, плачешь, рыдаешь,
Что рыдаешь, к земле припадаешь?
Уж твое ли дитя не резвушка,
Прямоножка, милашка, пеструшка?

– Не мое это чадо, а ваше,
А мое-то дитя было краше:
Мутно перышко, тускла макушка,
Колченожка, плюгашка, чернушка!

1962


СКВОРУШКА

Молодой скворушка
Обошел дворушко,
Обскакал дворушко,
Потерял перышко.
    Подбирал перышко
    Воробей Жорушка,
    Собирал сборушко:
    Чье, ребя, перышко? –
Налетал сборушко
(На воре ворушко!),
Подымал орушко:
Отдавай перышко!

И - пошла ссорушка!

1970-е


ДЕВОЧКА И ПЛАСТИЛИН

Я леплю из пластилина
(Пластилин нежней, чем глина),
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак...
Если кукла выйдет плохо,
Назову ее – Дуреха.
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Дурак.

Подошли ко мне два брата,
Подошли и говорят:
– Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?
Ты их любишь маловато,
Ты их лепишь грубовато,
Ты сама же виновата,
А никто не виноват.

Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко...
Я леплю из пластилина,
Приговариваю так:
– Если кукла выйдет плохо,
Назову ее – Бедняжка,
Если клоун выйдет плохо,
Назову его – Бедняк.


ПРЕМУДРАЯ МЫШЬ

Задумала мышь в кладовую сходить, -
Хорошего сала кусок ухватить!
Опасны такие дела,
И робость воровку взяла.

Но мышь сказала:
    - Волков бояться - и в лес не гулять.
    Волконского бояться - Лесковского не знать.
    Страшиться Волковицкого - не видеть Лесовицкого.
    И пошла мышь смело,
    И украла, и съела.

Хозяйка заметила мыший разбой,
Пошла, принесла мышеловку с собой,
В ловушке оставила сало,
И мышь
В мышеловку
Попала.

Но мышь сказала:
    - Что ж...
    И на старуху бывает проруха.
    И на старушку бывает этак прорушка.
    И на старушенцию бывает прорушенция.
    Старушенченко идет -
    Прорушенченко ведет...

А к ночи Котенко в кладовку зашел,
В кладовку зашел - мышеловку нашел;
Мышенко хотел проглотить,
Но как мышеловку открыть?!
И мышь сказала:

- Ах! Не всё коту Масленица!
Не токмо к Маслову Котову прогуливаться-стать!
Забудь, Котовиков, дорогу в Масленников Посад,
Да протопчи-ка тропку теперя да в Постникову Пустынь!

По-моему, так никакому коту
Сломать мышеловку невмоготу!
И взял себе кот отпускного,
И вряд ли воротится снова...

    Радуется мышь-воровка:
    Спасает иногда, гляди, и мышеловка!
    И мышь сказала:
      - Нет худа без добра, что я сюда попала!
      Нет Худякова, - говорит, - без Добрякова!
      Не представляю, - говорит, - себе Худовецкого
      Без неизбежного (выглядывающего из-за его плеча)
      Добровецкого!
      Худыня, - говорит, - без Добрыни - не человек.

1972

Comments

[greenmara.livejournal.com]

спасибо

[lukomnikov-1.livejournal.com]

:)

[lozaika.livejournal.com]

настроение потрогалось
спасибо :)

[clon-lilit.livejournal.com]

Спасибо1

Я оказывается, много ее стихов еще с детства знаю. Про черепаший суп - это Доронина пела в "Старшей сестре", про девочку и пластилин, еще про след о гвоздя...
Только не знала, кто это написал, а теперь вот знаю!
Спасибо!!

[lukomnikov-1.livejournal.com]

:)