Юрий Григорьев

[lukomnikov]

 
Письмо Овидия Августу

Здравствуй, цезарь! Ты еще живой?
Я уже не юный и не пылкий...
Цезарь, вороти меня домой!
Здесь такие олухи — зимой
Молоко едят ножом и вилкой.

Цезарь, вороти меня к весне!
Что — поэт без родины? Нет гаже.
Живописец — он в любой стране
Может нарабатывать пейзажи,
А поэт? что значу я вдали
От рисунков золотой латыни,
Среди трав, бушующих в пустыне,
Где пролетом стонут журавли?

Что за жизнь без письменности? Ад!
Здесь меня не любят и не ценят.
«Олух ты, — крестьяне говорят, —
Жизнь дана для добыванья денег».
Пахарь синеглазый, как топор, —
На искусство он не разорится:
«Можно ведь и даром веселиться!»
(Это называется фольклор).

Здесь, где небо сходится с землей,
(Некоторым даже удается
До луны дотронуться рукой),
Как река, неторопливо льется
Жизнь. Растет жестоко, как трава,
Вслед за поколеньем поколенье.
Это царство не людей — растений,
Чужды им и краски, и слова.

1961


Комната дураков

                        Сами боги испугались потопа. Они подняли в небо Ану, и
                        сидели там, дрожа в оцепенении, как псы.
                            «Гильгамеш»

На рассвете весь город — из тлеющих углей курган.
Отражение пламени лихо отплясывает на стене.
По дощатому полу проносится таракан
С яйцами на спине.
Словно шелест золы в треске пламенных вихрей,
Шепелявит голос певца в такт расстроенной лире:
— Гори, о, Рим!
И в такт набата зовам глухим
Кто-то бормочет: — Вот так же когда-то вспыхнул
Храм Дианы Эфесской — роскошные времена.
Лавровый венец отворачивается от окна —
Это Нерон — он лениво сплевывает на плаху:
— Молчи, скотина! Я жгу для общего блага!
Они теперь поневоле оденут город гранитом,
А ты со своим поджогом был и остался бандитом!
Герострат обижается: — Что ж я, авантюрист, по твоему?
Ведь эти храмы с эстетикой — в глазу народном сучок!
В разговор втирается черный сухонький старичок —
Он, словно гигантская бабочка с крыльями за спиной,
Он по затылок увяз в гофрированной бороде:
— А вот я за грехи всю землю
Сорок дней продержал в воде.
Тут уже оба поджигателя набрасываются на утопителя:
— А то, что это всеобщая гибель, Вы этого не предвидели?
Тогда как боги, тогда как правители
Существуют только в мозгах людей!
Знай об этом здешние жители, вы, бессовестный иудей!...
— Ну будет Вам, будет, — оправдывается старичок. —
Я вовсе не иудейский, а шумерийский бог.
А что до людей, так — во веки веков!
Я их оставил на семена!...
Господи!
Занесло, очевидно, меня
В комнату дураков!
Вот они здесь собрались после бессонной ночи,
Бледные, лопоухие, мерзкие,
Смотрят, как пламя в людских жилищах клокочет.
И только один не насмотрится в зеркало —
Сидит, почесывая в груди,
И бормочет: — Мать твою на три точки,
Как я все-таки красив!
Нарцисс.
И вообще это только цветочки.
Ягодки — впереди!
Пока что один только город — из тлеющих углей курган.
Еще куда-то яйца зарыть надеется таракан.
За окошком — солнце и пламя. И пошлые крики: «Горим!»
И пошлая песенка из окна: «Ну что же, гори, о, Рим!»...


О рыбе

И пасмурность весною высока,
Особенно на берегу реки:
Визг чаек — шабаш, белый листопад,
Насколько глазу хватит — рыбаки.

Здесь, словно леску, взмах не различить
Отдельного крыла — к волне и взлет.
Высь. Визг. До хвой береговой черты
День светлой сетью над водой плывет.

А там, во глубине, ни тьма, ни свет.
Река — напор расплавленного льда.
И рыба пробивается в воде,
Как глубь, сильна, глазаста, холодна.

Ей от струи себя не отличить:
Наваливает сила — муть и лед.
Кровь — лед. Во льду растворены зрачки.
И непонятен путь — вверх? вниз? вперед?

И лишь на миг, лишь у границы вод —
Железный коготь птицы иль лесы —
Глаз выпучится в воздух — как высок!

Задергайся. Наешься пустоты.


-------
http://lucas-v-leyden.livejournal.com/135942.html
http://lucas-v-leyden.livejournal.com/135942.html?thread=3589382#t3589382
http://anicavoin.livejournal.com/35635.html?thread=172851
http://lucas-v-leyden.livejournal.com/136711.html